Вдвойне ценно, что появление Дмитрия Стрижова на мировой арт-сцене совпало с тем сложным временем, когда казалось, будто все художественныє приёмы исчерпаны, а концепции больше не решают эстетических задач. Существовал список звёздных художников, и пополнить его считалось невозможно. Дмитрий был готов к поиску новых решений и экспериментам. Стало ясно: эпоха модернизма прошла, её идеалы теперь выглядели старомодно и неубедительно. Анализировать это наследие, конечно, стоило — но с уважением, а не со страстью, чтобы избежать вторичности.
Дмитрий выбрал сциентистский подход — и не ошибся! Всё, что теперь появляется на его холстах, создаётся на пределе возможного: динамика композиции, цветовые решения и особенно техника. И вот цвета обретают особое звучание — их оттенки кажутся пришельцами из иного мира. Художник изобретает убедительный способ присутствия человека, не копируя его. Знакомые вещи — привычки, характеры — передаются пластикой цвета и формы, не принадлежа ни к полной абстракции, ни к академическому реализму.
Нечто подобное, наверное, уже испытывали авангардисты XX века, выходившие за рамки привычного видения, пытаясь приручить эффектные приёмы академизма и нейтрализовать экстремистское начало. Так, на картинах Стрижова появляются узнаваемые персонажи, переполненные жизненной энергией. Лица и руки выполнены многослойными лессировками и стилизованы под «универсальную персону», способную выдержать любое цветовое сочетание. В основе композиции — контурный рисунок, который сохраняется до завершения работы. Такой чёрный контур недопустим в академической живописи, но Стрижов первым делом нарушил именно это правило!
Кто ещё осмелился на подобное? Оказывается, японцы. Находясь в изоляции от мира, они прекрасно обходились без академических догм, не стремясь занять место в современном искусстве.
Японская ксилография муся-э (Musha-e) по всем внешним признакам оказалась между постимпрессионизмом Тулуз-Лотрека и эклектикой Дмитрия Стрижова — своеобразное недостающее звено, разрушающее условности реального мира. Не вдаваясь в подробности, какому самураю посвящена та или иная гравюра, Стрижов стал изучать эстетику муся-э и сразу обнаружил: замысловатые кимоно самураев — это завораживающие комбинации абстрактных форм, иногда украшенные растительными или геометрическими орнаментами.

Персонажи на его картинах всегда носили абстрактную одежду, подчинённую законам дизайна. И вот настал день, когда они примерили абстракции кимоно... Им оказалось комфортно! И краски заиграли новым смыслом.